Дома мы не нужны. Книга пятая: Мир вечного лета - Василий Лягоскин

А командир перешел к другой стороне прозрачных стен – туда, где изнывали под палящими лучами неласкового солнца поля зерновых культур разной степени зрелости; потом огороды. За цитаделью, и за двумя улочками жилых домов росли сады, перенесенные от храма Артемиды усилиями горожан и волшебными руками «бабки Любы» – так тракторист иногда называл Любашу Ульянову. Сейчас он резко развернулся к ней, когда Ульянова закричала еще громче. Полковник совсем чуть-чуть – сантиметров на пять, не больше – раздвинул створки окна, и даже толстокожему (так признавал сам Анатолий) трактористу показалось, что он услышал слитный стон растений.

– Да они же до вечера не доживут! – выкрикнула Люба прямо в ухо Никитину.

– А я что! – отшатнулся тракторист, – что я могу сделать?!

Понятно, что односельчанка не ожидала от него помощи; как, наверное, и от командира.

– Ульянова! – резко окрикнул Кудрявцев, – я тебя сюда слезы лить пригласил? Или сопли на кулак мотать?! Наблюдать! Анализировать!! Искать решение!!!

Он еще резче повернулся к Оксане. Анатолий не видел теперь лица командира, но совсем не удивился мгновенной перемене в его голосе. Тон Александра Николаевича по-прежнему был деловитым, но в то же время заполненным теплотой и нежностью, направленной на любимую женщину.

– А для нас другая задача. Смотри!

Посмотрели все, даже Ульянова. Падальщики, как оказалось, уже закончили свою кровавую работу. Последние тяжело груженые птицы потянулись именно в том направлении, куда указывал недавно палец Анатолия, а оставшиеся – словно подчиняясь чьей-то команде – образовали практически правильную карусель, которая закружилась вокруг города. Их было еще много; Никитин даже в непробиваемом камуфляже поостерегся бы выйти сейчас в открытое поле.

– Конечно, если прикажет командир…

Командир приказывать не стал. Он открыл окно еще шире, и взял Оксану за руку.

– Вспомни Седую медведицу. Вместе мы победили. Победим и этих!

– Что нужно делать, Саша?

– Гоним их поганой метлой, Оксана, а напоследок…

Кудрявцев на несколько мгновений задумался, и Анатолий внутри себя усмехнулся; успел представить себе, как в будущем, когда все образуется, он еще припомнит Оксане эту метлу – в другом контексте, конечно.

– Помнишь старый фильм про Александра Невского?

Кудрявцева кивнула.

– Вот когда они будут лететь отсюда кувырком, добавим им пинком под хвосты, со словами святого князя: «Кто к нам с мечом придет, от меча и погибнет!».

– Идет!

Анатолий скорее прочувствовал, чем увидел, как напряглись в нечеловеческом усилии спины командира и Оксаны. В следующий момент он рухнул на колени – рядом с остальными. И это был лишь слабый отголосок ментальной атаки. Но наблюдать в окно Никитин не перестал; что-то не позволяло ему отвести взгляда, даже закрыть глаза. Ульянова теперь глухо стонала, но тоже жадно вглядывалась в окно. Но то, что происходило на посту, не шло ни в какое сравнение с ударом, который приняла на себя карусель. Орлы, которых Анатолий считал безголосыми, вдруг закричали страшно и обреченно. А потом строй смешался; многие из птиц камнем полетели вниз, но и там пытались бежать прочь от источника безграничного ужаса. А те орлы, что смогли удержаться в воздухе, отчаянно махали острыми крыльями, показывая, наверное, личные рекорды скорости.

Неслышимая команда понизила тон, явно позволяя рухнувшим птицам «встать на крыло». Сознание тракториста само восприняло это; даже похвалило командира:

– Ну, и правильно, в обычной манере товарища полковника – пусть сами улетают, не нужно будет пачкать руки. «Несчастные» птички, наверное, обделались с головы до ног!

Последним аккордом стала та самая картинка из фильма. Анатолий явственно увидел озорную улыбку новгородского князя; услышал его бессмертную фразу. И внутри самопроизвольно зародилось: «Не подходи к этой паре ни с мечом, ни с автоматом!».

– Кажется все, последний, – констатировал командир.

Оксана даже помахала ручкой. А полковник, посмотрев на часы, кивнул собственным мыслям, и тут же озвучил их:

– Оксана, Валерий Николаевич! Страхуете. А я с двумя бойцами прогуляюсь. Любовь Васильевна – для тебя задача остается прежней. Через… пятнадцать минут – на общем собрании – жду предложений. И… выше нос, Люба!

Бойцами, естественно, оказались Анатолий с Романовым – больше живой силы в малом «войске» командира не было. По лестнице, и через весь огромный цех тройка разведчиком буквально скатилась. А вот наружу – под палящие лучи солнца, и возможное нападение притаившихся монстров – Анатолию выходить никак не хотелось. Как он подозревал, командиру с профессором, тоже. Но то самое слово «надо» никто не отменял, и вот уже забрало шлема автоматически затемнилось, и разведчики, ощетинившись автоматами на три стороны, остановились у большого кровавого пятна.

Анатолий нагнулся, и выдернул из земли острое перо.

– Железное, – совсем не удивился он, – это что же жрут эти твари, что у них вырастают стальные перья?!

Удивление было столь великим, что Никитин забыл обо всем. Даже об опасности. А она напомнила о себе звуками близких выстрелов, а потом жестоким броском на землю – в сторону от пятна. Бросил Анатолия, естественно, командир. Камуфляж, мгновенно вставший твердым в месте соприкосновения с почвой, был для спины лучше всякого матраса. Потому встряхнувший головой в шлеме тракторист прекрасно рассмотрел нового врага. Вернее, врагов. Это тоже были птицы; целая стая птиц. На первый взгляд, очень несуразных, и совершенно беспомощных. По крайней мере, после каждого выстрела Оксаны рядом с разведчиками падала очередная птица. Анатолий едва увернулся от одной падающей тушки. Вблизи этот мертвый «враг» больше всего напоминал барана с вполне густой шерстью и смешными короткими крыльями.

– И как только они летают? – удивился тракторист, отпихивая от себя «барашка» ногой.

Летали! И не только. Очередной удар неприятеля Никитин пропустил; командир на этот раз тоже не успел помочь. Что-то массивное смачно шлепнулось на руку Никитина, и разлетелось на мельчайшие капли, забрызгавшие все вокруг.

– Дерьмо! – догадался тракторист, инстинктивно отряхивая конечности, и смахивая вражеское «оружие» с забрала, – а эти что едят?!

Очередной всплеск удивления Анатолия понял бы, и присоединился бы к нему каждый; даже командир. Потому что железное перо, которое он так и не отпустил, пузырилось сквозь зловонную массу, и капало металлом на землю – словно на руку тракториста упало не полпуда птичьего помета, а кусочек беспощадно палившего солнца. Радовало одно – камуфляж успешно выдержал и это испытание. Он даже запаха не пропустил к Никитину.

– Назад – бегом! – скомандовал командир, – и трофеи не забудьте!

Анатолий вскочил быстрее самого полковника. За трофеи он посчитал не только горсть стальных перьев, одно из которых застыло причудливыми потеками, но и того самого «барана», что успел уже познакомиться с мощью человеческих ног. Вот таким – перемазанным с ног до головы дерьмом и кровью, он и ввалился на пост, где и сбросил достаточно тяжелого летающего барана на пол.

– Да. а.а.., – протянул командир в микрофон, не снимая шлема, – об этом мы как-то не подумали.

Сам Анатолий неосмотрительно откинул сферическую защиту за спину, и тут же поспешно накинул ее обратно, отсекая от себя нестерпимо вонючую атмосферу зала, а сам зал – от собственного оглушительного крика. Очевидно, его резкое движение смахнуло внутрь, на незащищенную шею, капли ядовитого дерьма, и теперь Никитин судорожно прыгал на месте от жуткой боли, не решаясь, впрочем, залезть рукой внутрь камуфляжа.

– Не подходить! – выкрикнул полковник Оксане с Ольгой, которые попытались ринуться на помощь, несмотря на смрад, окутывающий тракториста, – я сам.

Анатолий мужественно терпел; лишь скрипел зубами, пока командир осторожно снимал его шлем, а потом, присвистнув, бережно обтирал шею Анатолия какими-то салфетками. Чем были пропитаны эти мягкие клочки бумаги, Никитин не знал, но эффект от их применения был ошеломляющим. Они несли прохладу и онемение, и изгоняли из ран боль. Одновременно – как и ожидал сам Никитин – глубоко внутри организма зарождалась другая боль; пока несильная и даже приятная. Это желудок подавал первые, робкие сигналы: «Жрать хочу!». Анатолию Никитину были знакомы эти симптомы; он уже пережил приступ жесточайшего голода – в тот день, когда его ладошка исчезла в ужасной пасти собакомедведя. Счет, как он помнил, тогда шел на минуты. Но сейчас Анатолий мужественно терпел, понимая, что командиру виднее. Кудрявцев, конечно же, понимал состояние тракториста. Он работал с ранами аккуратно, но быстро. Наконец, пришло время избавиться от испачканного камуфляжа. Анатолий остался в обычном наряде; тоже камуфлированном, но не обладавшим свойствами несокрушимой брони.